Алиенист - Страница 101

101

Не было никаких гарантий, что наш план слежки вдень Вознесения принесет результаты, так что до наступления этой даты мы продолжали разрабатывать все мыслимые варианты. Маркус и я старательно пестовали нашу теорию вероотступника, а Крайцлер, Люциус и Сара занялись новой многообещающей деятельностью: шерстили психиатрические клиники здесь и в других районах страны, лично и с помощью телеграфной связи, в поисках пациента, отвечающего нашим приметам, которого могли бы там лечить в последние пятнадцать лет. Невзирая на твердое убеждение, что убийца – человек вменяемый, Крайцлер допускал, что его идиосинкразии могли в какой-то момент привести к принудительной госпитализации. Возможно, когда он впервые ощутил жажду крови и оступился, кто-либо из посредственных врачей мог истолковать это как симптом душевной болезни. Каковы бы ни были обстоятельства, подобные клиники славились подробными и точными архивами, и такое занятие казалось разумным вложением сил и энергии.

В канун Вознесения мы тщательно распределили обязанности на следующую ночь: Маркус и Сара, последняя – при оружии, будут нести вахту на крыше «Золотого Правила»; Крайцлер и Рузвельт возьмут на себя «Парез-Холл», где присутствия Теодора должно хватить, если возникнул проблемы с Вышибалой Эллисоном; Люциус и Сайрус отправятся в «Черно-Бурое», где цвет кожи Сайруса придется как нельзя кстати, если потребуются объяснения; и, наконец, мы со Стиви закроем «Горку» рядом, на Бликер-стрит. Перед заведениями расположатся несколько знакомых Стиви «арапчат», уличных беспризорников, – детали операции сообщаться им не будут, но при возникшей в каком-то месте нужде они будут немедленно отправлены за подмогой. Рузвельт хотел было назначить на эту роль полисменов, но Крайцлер резко воспротивился. Наедине Ласло поделился со мной опасением, что любой контакт полиции с убийцей закончится быстрой смертью последнего, как бы ни запрещал этого Теодор. Мы уже преодолели довольно таинственных препон и знали, что здесь задействованы силы могущественнее Рузвельтовых, и силы эти, вне всякого сомнения, поставили своей целью полное замалчивание дела. Ясно было, что быстрее всего такого результата можно добиться избавлением от задержанного – не возникнет нужды ни в судебном процессе, ни в сопровождающей его огласке. Крайцлер стремился избежать такого исхода любой ценой – не только потому, что это явно противоречит закону, но и потому, что мы лишимся возможности допросить преступника и выяснить его мотивы.

Как оказалось, все наши тревожные предчувствия насчет праздника Вознесения не оправдались: ночь миновала без всяких происшествий. Мы заняли места и долгие медленные часы до шести утра сражались с самым страшным врагом – скукой. Соответственно, следующие дни прошли в бесплодных дебатах, почему убийца счел подходящим для вылазки Страстную Пятницу, а Вознесение ему не потрафило. Сара первой высказала идею, что совпадение праздников и убийств может действительно быть просто совпадением, но мы с Маркусом продолжали яростно отстаивать значимость христианского календаря для убийцы: эта версия только подкрепляла нашу гипотезу о вероотступнике. Мы понуждали расставить силки на следующий значительный праздник – Пятидесятницу, до которой оставалось одиннадцать дней, а имеющееся время использовать с максимальной отдачей. Хотя как это ни печально, мы с Маркусом с нашими поисками священника уперлись лбом в стену и уже начали подумывать, что вся теория просто оправдывает трату времени.

Наши компаньоны, напротив, за неделю до Пятидесятницы кое-чего добились – по капле, но все же начали поступать сведения из уважаемых клиник страны, усердно опрошенных Сарой, Люциусом и Крайцлером как письмами, так и телеграфом. Большинство ответов были отрицательными, но пара вселяла кое-какую надежду: те или иные субъекты, подходившие под описание Крайцлера как физически, так и симптоматически, действительно пребывали в стенах данных заведений в последние пятнадцать лет. Несколько клиник даже прислали копии медицинских дел этих пациентов, и хотя ни одно в итоге не пригодилось, краткая записка со штемпелем Вашингтона, округ Колумбия, в один из дней произвела ажиотаж.

В тот день я увидел, как Люциус вносит в комнату стопу писем и папок, присланных из клиник. Внезапно он что-то заметил на столе Крайцлера, крутанулся на пятках и выронил все свои бумаги. Глаза его широко раскрылись, а лоб буквально в одну секунду покрылся потом, но когда он достал из кармана платок, утерся и заговорил, голос оставался совершенно ровным.

– Доктор, – обратился он к Ласло, который в тот момент стоял у двери и беседовал с Сарой. – Это письмо от управляющего госпиталем Сент-Элизабет – вы его читали?

– Да, пробежал глазами, – ответил Крайцлер, подходя к столу. – Но ничего особо интересного в нем не обнаружил.

– Разумеется, я тоже вначале так подумал. – Люциус взял письмо со стола. – Описание крайне расплывчато, чего стоит «что-то вроде лицевого тика» – это вообще может означать что угодно.

Крайцлер изучающее смотрел на Люциуса:

– Я, детектив-сержант?…

– И… – Люциус собрался с мыслями. – Все дело в штемпеле, доктор. Это письмо из Вашингтона. А Сент-Элизабет – главная федеральная психиатрическая клиника, верно?

Крайцлер несколько секунд молча смотрел на него, а затем его черные глаза наэлектрилизованно дернулись.

– Верно, – тихо, однако настоятельно произнес он. – Но поскольку они не приложили его биографии, я не… – И он с размаху шлепнул себя по лбу. – Дурак!

101