Алиенист - Страница 130

130

Мы высадились на бостонской станции Бак-Бей, где встречать пассажиров собралась кучка местных извозчиков. Один, высокий костлявый парень со свирепыми глазками, готовно шагнул навстречу, едва мы со своим багажом приблизились.

– Ньютон? – бросил Ласло.

Парень глянул в небо, почесал затылок и выпятил нижнюю губу.

– Добрых десять миль, – подвел он итог. – До полуночи хрен вернусь.

– Двойной тариф, – ответил Ласло, забрасывая багаж на переднее сиденье разбитого двухместного рыдвана. Хотя извозчика несколько обескуражила невозможность самому накрутить цену вдвое, он проворно запрыгнул на облучок и схватил кнут. Я поспешно вскарабкался вслед за Ласло, и мы отбыли со станции под неодобрительный гул остальных возниц, обсуждавших извечный вопрос: каким надо быть дуралеем, чтобы предложить за поездку в Ньютон двойную ставку. Дальше какое-то время мы наслаждались тишиной.

Угрюмый закат, предвещавший дождь, накрыл восточный Массачусетс, а окраины Бостона постепенно сменились унылым каменистым пейзажем местных фермерских угодий. В Ньютон мы прибыли уже затемно, и наш возница предложил доставить нас в лучшую, по его уверению, гостиницу в городе. Мы прекрасно понимали, что в переводе с извозчицкого это означает, что место скорее всего принадлежит кому-то из его семьи, но мы устали, проголодались и ощущали себя чужими в неведомых землях; и согласились, не раздумывая. Пока мы катили по невозможно старомодным улочкам Ньютона – общины колоритной и однообразной, какие только и бывают в Новой Англии, – меня потихоньку одолевало до жути знакомое по годам, проведенным в Гарварде, чувство: мне уже ни за что не выбраться из лабиринта узких улочек и лбов. «Лучшая гостиница в Ньютоне» не облегчила моих терзаний: естественно, дощатое строение со скудной мебелью и меню, тяготевшим к отварной кухне. Единственным светлым моментом за ужином стало заявление хозяина отеля (троюродного брата нашего возницы), что он, дескать, укажет нам, где находится ферма Мама Дыори. Услышав, что наутро понадобится ехать куда-то еще, наш извозчик согласился провести здесь ночь и услужить нам. Обговорив таким образом все, мы наконец расползлись по тесным и темным комнатушкам с жесткими топчанами вместо кроватей и позволили своим желудкам расправляться с вареной бараниной и картошкой как умеют.

Проснулись мы рано и первым делом безуспешно попытались избежать местного завтрака, состоявшего из овсяных оладий и кофе. Небо за ночь просветлело, так, видимо, и не разродившись дождем, а у гостиницы нас поджидал знакомый рыдван. Полчаса мы тряслись в нем на север, не видя вокруг ни следа человеческой деятельности. Затем в поле зрения вплыло стадо коровенок, пасшееся на ямчатом и каменистом пастбище, а далее завиднелась кучка домов под дубами. Приблизившись к постройкам – жилому дому и двум амбарам, – я разглядел человека, по щиколотку утопавшего в навозе: он с трудом пытался подковать утомленную клячу.

У человека были очень жидкие волосы и череп его сиял в лучах утреннего солнца.

ГЛАВА 34

Судя по плачевному состоянию амбаров оград и фургонов, равно как отсутствию помощника и сомнительному здоровью животных, Адам Дьюри не слишком преуспел в скотоводстве. Немного людей на свете могут похвастаться более пугающей близостью к тому, что называется суровой правдой жизни, чем бессчастные фермеры, и присущая таким местам атмосфера неизменно меня отрезвляет. Наш с Крайцлером охотничий азарт был немедленно остужен представшим зрелищем, так что когда мы выбрались из коляски, не забыв попросить возницу нас дождаться, к человеку, ради которого проделали такой путь, приближались мы осторожно и, я бы даже сказал, бережно.

– Простите… Мистер Дьюри? – спросил я хозяина, продолжавшего борьбу с левым передним копытом клячи. Хитрая тварь некогда гнедой масти с желтыми пятнами, похоже, облегчать ему задачу отнюдь не собиралась.

– Да, – недружелюбно ответил человек, по-прежнему демонстрируя нам свой сверкающий затылок.

– Мистер Адам Дьюри? – продолжил я, надеясь, что он все же соизволит повернуться.

– Вы и так знаете, кто я, раз уж сюда забрались, – проворчал Дьюри, отпуская лошадиную ногу. Затем выпрямился, явив впечатляющий рост – куда больше шести футов, – и заехал кляче по шее, то ли в ярости, то ли от нежности. – Все равно она думает, что сдохнет раньше, – пробормотал он, не поворачиваясь к нам, – так чего ей идти мне навстречу? Но у нас с тобой, подруга, еще много лет впереди…

Наконец Дьюри развернулся; кожа так плотно облегала его лицо, что, казалось, мы смотрим на череп телесного цвета. У черепа оказались большие желтые зубы и миндалевидные глаза безжизненно голубого оттенка. Руки у человека были мускулистые и длинные, замечательно толстыми и длинными выглядели и пальцы, когда он вытирал их о заношенный фартук. Прищурившись, он глянул на нас, впрочем, лицо его не выразило ни дружелюбия, ни враждебности.

– Ну? Чем могу быть полезен, джентльмены?

Я сразу – и, можно сказать, элегантно – перешел к легенде, разработанной нами с Крайцлером еще в бостонском поезде.

– Это доктор Ласло Крайцлер, – представил я своего друга, – меня же зовут Джон Скайлер Мур. Я репортер «Нью-Йорк Таймс». – Сказав так, я извлек бумажник и продемонстрировал служебную карточку. – Точнее – уголовный репортер. Мои редакторы назначили меня провести расследование ряда… скажем так, нескольких громких дел последних десятилетий, которые остались нераскрытыми.

Дьюри кивнул с некоторым подозрением:

– Вы приехали расспрашивать о моих родителях.

130