– Верно, – ответил Люциус, вновь показывая на грифельную доску. – И не забывайте о том. в чем мы уже убедились. Если мы правы и Джон Бичем действительно некогда был Яфетом Дьюри, то ему подойдет далеко не всякая работа. С его характером и прошлым некоторые вещи должны казаться ему привлекательнее других. К примеру, вы, Джон, упоминали компании, нанимающие коммивояжеров, – но неужели вы всерьез думаете, что из человека, которого мы изучаем, получится хороший коммивояжер? Что он вообще станет устраиваться на такую работу?
Я собрался было возразить ему, что возможно все, но меня вдруг осенило, что Люциус прав. Мы столько месяцев подбирали фрагменты личности и поведения к смутному образу нашего «воображаемого преступника», что «все» уже действительно невозможно. И меня странно кольнуло ужасом и восторгом: я уже знаю этого человека настолько хорошо, что могу сказать – он никогда бы не пошел на такую работу, которая заставляла бы его заискивать перед обитателями иммигрантских трущоб либо торговать дешевыми поделками производителей и лавочников, которых он наверняка почитает глупее себя.
– Хорошо, – сказал я Люциусу, – но все равно остается достаточно широкий круг – церковные служки, миссионеры, репортеры, фельдшеры…
– Их тоже можно отсеять, Джон, – усмехнулся Люциус. – Просто подумайте лучше. Возьмем репортеров, работающих в трущобах, – с большинством вы знакомы лично. Вы всерьез полагаете, что Бичем впишется в их компанию? Врачи… Это с его-то прошлым? К тому же откуда у него необходимые навыки, а, Джон?
Я взвесил все и пожал плечами:
– Ну, допустим. В таком случае остается работа при миссии или благотворительной организации.
– А вот это ему было бы легко, – сказал Сара. – Необходимые знания ему дали родители – в конце концов, его отец был великолепным оратором.
– Замечательно, – резюмировал я. – Но даже в этом случае нам будет сложно проверить всех до 21 июня. В свое время мы с Маркусом потратили целую неделю на одну-единственную часть. Это совершенно непрактично.
Может, и непрактично, только другого выхода у нас не было. Остаток дня ушел на составление списка благотворительных и религиозных организаций, ведущих дела в Нижнем Ист-Сайде и Гринвич-Виллидж, после чего мы разделили его на четыре района. Каждый взял на себя четверть перечня, и утром мы приступили. Парами мы работать уже не могли, иначе не управились бы и до осени. В первых же местах, куда я заглянул в ту пятницу, меня ожидал куда как прохладный прием; хоть я ни на что иное и не рассчитывал, визиты эти наполнили меня ужасом перед грядущими днями, а то и неделями. Я постоянно напоминал себе, что скучная беготня – зачастую судьба настоящего детектива, но мне это мало помогало: я уже насладился подобной деятельностью в самом начале нашего следствия и теперь часто вынужден был заглядывать в те же места, хоть и с другой целью. А оказываясь в уличной сутолоке, я то и дело мрачно поглядывал на часы: они неуклонно тикали, приближая меня к празднику Иоанна Крестителя. До него оставалось всего шестнадцать дней.
Впрочем, был здесь и светлый аспект: за мной, похоже, никто не следил. Когда мы вновь собрались в штаб-квартире в конце дня, это же подтвердили и прочие члены нашего отряда: по нашим стопам никакие сомнительные субчики не таскались. Разумеется, мы не могли утверждать это с полной уверенностью, однако логическое объяснение отсутствию слежки имелось – скорее всего, нашим врагам не могло прийти в голову, что нам суждено преуспеть без Крайцлера. Все выходные мы не замечали ни Кон нора с его головорезами, ни наемников Бёрнса или же Комстока. Если суждено заниматься тягомотной, однако изматывающей работой, гораздо лучше не оглядываться поминутно через плечо; хотя не думаю, что в действительности кто-нибудь из нас перестал это делать.
Мы, конечно, надеялись, что в последние десять лет Джон Бичем успел поработать в какой-нибудь благотворительной организации из нашего списка, но всерьез не допускали возможности того, что он мог наносить визиты в какие-то дома терпимости по долг службы. Гораздо вероятнее, по нашей мысли, он познакомился с этими заведениями как клиент. А потому, хотя мой список включал организации, нацеленные на неимущих и заблудших, как раз в Вест-Сайде между Хьюстон и 14-й улицей, я не заглядывал в бордели с мальчиками, расположенные поблизости. Тем не менее я не мог не зайти в «Золотое Правило» и не поделиться новыми сведениями об убийце с моим юным другом Джозефом. Правда, поначалу случился конфуз: я впервые застал его, что называется, «на смене». Едва завидев меня, мальчик скрылся в свободном номере, и я уже было решил, что он оттуда больше не выйдет. Но он вышел – ему просто необходимо было где-то смыть с лица краску. Джозеф улыбнулся и помахал мне, а потом выслушал все очень внимательно и обещал передать друзьям. Завершив рассказ, я попрощался и уже повернулся к двери, чтобы успеть еще в десяток контор в этом квартале, которые я себе на этот день наметил, но Джозеф вдруг поймал меня за рукав и спросил, не сможем ли мы как-нибудь снова поиграть на бильярде. Разумеется, я был не против; связь наша еще чуточку укрепилась, и мальчик скрылся в глубине «Золотого Правила», а я снова остался терзаться муками из-за его нынешнего занятия. Но я быстро ушел – работы оставалось много, а времени мало, и негоже тратить его на пустые размышления.
Такое ощущение, что любому мыслимому пороку в Нью-Йорке соответствовало общество по его искоренению. Одни исповедовали более общие подходы, вроде «Общества предотвращения преступности» или различных миссий – католических, пресвитерианских, баптистских и прочих. Другие, вроде «Всенощной миссии», предпочитали оказывать свои услуги проповедями и листовками, которые по трущобам разносили их агенты. Третьи, наподобие «Миссии Бауэри», были сугубо местными. Некоторые, например «Общество помощи лошадям» или «Общество предотвращения жестокости к животным», вообще не интересовались представителями рода человеческого. (Наткнувшись в списке на эти организации, я не смог не вспомнить о том, как юный Яфет Дьюри мучил и уродовал братьев наших меньших. Мне показалось вполне логичным, что учреждения, в которых возможен тесный контакт с беззащитными существами, могли импонировать садистской стороне в нашем убийце, хотя вряд ли такая работа ограничивалась бы крышами. Беседы с их работниками, впрочем, плодов не принесли.) А кроме того, на Манхэттене действовало без числа сиротских приютов всех мастей и размеров, чьи адепты ежедневно и еженощно рыскали по городу в поисках потерянных детских душ. Учитывая пристрастия к таким местам, выказанные Джоном Бичемом в Чикаго, эти организации подлежали отдельной и тщательной проверке.